|
|
Российский Фонд Трансперсональной Психологии |
Международный Институт Ноосферы |
||
|
||||
|
г. Москва
|
|
|
|
|
||||
Глава 2 ВРЕМЯ СОЗДАНИЯ ПОЭМЫ
Как известно, в хронологии индийской литературы древнего периода царит величайшая неопределенность; большинство датировок колеблется в пределах двух-трех столетий, и даже те немногие даты, которые обычно считаются "установленными" (например, дата паринирваны Будды, от которой во многом зависит хронология палийского канона), время от времени подвергаются критике и пересматриваются. К сожалению, Гита не является исключением из этого правила: разные специалисты называли в качестве возможного времени ее создания все века, начиная с VII-VI вв. до н. э. (Дасгупта, 1932, с. 551) и до III в. н. э. (Дэвис, 1882), что дает временной интервал без малого в 1000 лет! Такая цифра выглядит странно даже для Индии с ее, повторяю, равнодушием к точной фиксации хронологии. В статье (1972), специально посвященной проблеме возраста Гиты, я пытался показать, что те текстологические критерии, которыми оперирует С. Дасгупта (в частности, наличие в поэме ряда глагольных форм, не соответствующих грамматике Панины), к нашему тексту неприменимы ввиду его открытого, нефиксированного характера. Широко известен, например, тот факт, что Гита "цитирует" (разумеется, без какой бы то ни было ссылки) целый ряд стихов из упанишад (особенно часто - Катха, Шветашватара, Майтри); кроме того, она содержит стихи, общие с такими текстами, как Законы Ману, МБх (особенно 12-я книга), Вишну-смрити, Дхармасутры Апастамбы и Яджнявалкьи, Йогасутры Патанджали и т. д. (4). Во всех подобных случаях установить, "кто у кого заимствует", практически невозможно (5). С другой стороны, такая сравнительно поздняя вещь, как Ишвара-гита (входящая в состав Курма-пураны), имеет массу стихов, общих с Гитой, которые обычно называются учеными не иначе как "цитатами" либо "заимствованиями" (см. П. Дюмон, 1933 с. 221- 226). Однако такое словоупотребление, вполне оправданное там, где речь идет об авторских произведениях, видимо, совершенно неуместно по отношению к весьма обширному пласту текстов (отчасти перечисленных выше), которые до своей письменной (иногда устной) фиксации чрезвычайно долго существовали и передавались в устной форме, будучи в равной степени открыты и к приобретению нового, и к потере старого. Стихи этих текстов (я имею в виду прежде всего стихотворные упанишады, эпос, литературу дхармашастр и дхармасутр, пураны) стремятся, как правило, принять форму отдельных "хорошо сказанных" изречений, афоризмов, которые в меру своей "удачности" были способны к широчайшим миграциям из одних текстов в другие (6). Возвращаясь к тексту Гиты, мы замечаем в нем именно эту структуру: перед нами собрание емких, замкнутых по смыслу афоризмов, которые сплошь и рядом обнаруживают между собой не больше связи, чем объединенные в тематические главы сутры Дхаммапады; исключение составляет лишь 1-я глава Гиты, обладающая сюжетом и известной внутренней цельностью (7). Поэтому говорить об "интерполяциях" в данном случае также, на мой взгляд, не представляется возможным. Вместо этого целесообразно разделить историю памятника на два периода:
Таким актом внешней фиксации текста Гиты было создание первого авторитетного комментария на него - Гитабхашьи Шанкары, - датируемого обычно первой половиной IX в. н. э. Факт свободного функционирования текста вплоть до столь поздней даты подтверждается существованием как минимум четырех различных рецензий его еще в районе IX-X вв. н. э., после чего одна из них (а именно та, которая была положена Шанкарой в основу его комментария) приобретает широчайшее распространение (в практически неизменной форме), тогда как остальные выходят из употребления (8). В качестве примера сравнительно позднего стиха можно привести шлоку 13.4, упоминающую Брахмасутры Бадараяны - ведантический компендиум, обычно датируемый IV в. н. э.; все исследователи, понимающие под "созданием" поэмы ее сочинение одним или несколькими авторами, объясняют этот факт с помощью различных натяжек: одни отказываются видеть в брахмасутрах Брахмасутры и переводят это слово вопреки очевидному смыслу как-нибудь вроде "афоризмов о Брахмане" и т. д.; другие просто говорят об "интерполяции" (ибо нельзя же датировать Гиту IV или V в. н. э.), в силу чего шлока 13.4 оказывается "неподлинной". Ни то, ни другое объяснение, однако, не являются необходимыми, если принять излагаемую здесь точку зрения (9). Отсюда следует, что вряд ли возможно говорить о единовременном акте "создания" Гиты в той форме, которую мы знаем. Можно лишь попытаться определить - разумеется, в самом приблизительном виде - время складывания основных идей нашей поэмы. Именно по такому пути пошел У. Хилл (1928), тщательно исследовавший эволюцию учения секты бхагаватов (или сатватов), которые примерно в III-II вв. до н. э. стали отождествлять свое божество, Кришну, сына Васудэвы, с Вишну-Нараяной: таков, в частности, смысл обеих Беснагарских надписей (относящихся к 200 г. до н. э. и к первой четверти II в. до н. э.; см. перевод и изложение у Э. Ламотта, 1929, с. 16-17, а также специальную работу: Райчоудхри, 1920). Решающим аргументом в пользу датировки учения Гиты серединой II в. до н. э. является, с точки зрения Хилла, тот факт, что еще в IV в. до н. э. (в грамматике Панини) Кришна называется наряду с Арджуной полубогом, тогда как в упоминавшейся надписи 200 г. до н. э. он становится "богом богов", а об Арджуне здесь уже ничего не сказано. Поскольку Гита представляет Кришну в виде верховного божества, она не могла быть создана в IV в. до н. э.; с другой стороны, МБх неоднократно упоминает о том противодействии, которое время от времени встречает (видимо, еще не получивший общего признания) культ Кришны, см. 2.35.26; 2.38.4 и ел.; 2.39.8; 2.45.4 и т. д. Даже в самой Гите попадаются отголоски этой враждебности: 3.32 с негодованием отзывается о "ропщущих" (или "завистливых"), которые отказываются следовать учению Кришны и тем самым теряют разум и гибнут; 18.67 предписывает не сообщать спасительного учения тому, "кто ропщет" на Кришну (10). Однако последние факты относятся скорее к распространению нового учения, чем к обстоятельствам его создания: они, собственно, ничего не говорят о характере почитания Кришны-Васудэвы в самой сектантской среде бхагаватов. Хилл, так же как до него Гарбе, исходит из предположения, что и внутри секты обожествление Кришны шло постепенно (достигнув максимума, соответствующего учению Гиты, где-то к началу II в. до н. э.). Однако против такого взгляда с полным основанием возражают Э. Сенар (1922, с. 37) и Э. Ламотт (1929, с. 14-15), полагая, что обожествление могло произойти сразу, внезапно, на основе каких-то неведомых для нас причин (11). С этой необходимой поправкой датировка Хилла может считаться приемлемой, ибо Гита была явно предназначена для проповеди: об этом говорится в заключительном разделе 18-й главы; да и только что отмеченные полемические выпады в тексте свидетельствуют о выходе учения на путь открытой проповеди и, значит, столкновений с завистниками и неверами. Таким образом, можно с большой степенью вероятности утверждать, что идейное ядро учения Гиты было создано и зафиксировано в виде текста в III-II вв. до н. э. В этой первоначальной форме текст памятника не сохранился, и о его составе мы можем строить лишь более или менее правдоподобные догадки. В течение последующей тысячи с лишним лет - до IX в. н. э., времени окончательной фиксации текста поэмы, - Гита продолжала расти за счет вставок, объем и характер которых, учитывая гномический тип ее стихов, оценить практически невозможно. Гораздо больший интерес, чем всякого рода поспешные гипотезы об "интерполяциях" в тексте Гиты, представляет вопрос о ее текстуальных схождениях с упанишадами. Пользуясь уже упоминавшимся конкордансом Дж. Хааса (см. Юм, 1931, с. 560-562), можно обнаружить в Гите не менее 10 стихов, совпадающих (полностью или частично) со стихами КатхУп, 9-с МайтриУп, 5-со ШветУп; кроме того, общие с Гитой стихи (не более 1-2) обнаруживают ИшаУп, ПрашнаУп и МундУп. Наконец, - и это еще более примечательно - сходные по смыслу пассажи можно указать в древнейших прозаических упанишадах - БрУп, ЧхУп, КаушУп. Поскольку ни о каком "цитировании", в современном смысле этого слова, здесь речи быть не может (иначе, учитывая внутренние параллели в данных текстах, пришлось бы предположить, что они цитируют не только друг друга, но и самих себя!), остается видеть в этих реминисценциях результат формирования Гиты в среде, насыщенной культурой упанишад, притом не только духовно, но и текстуально. Хорошо известно, что в древней Индии принято было выучивать отрывки из шрути наизусть - это входило в круг обязанностей каждого домохозяина. Заученные таким образом и, по-видимому, часто повторяемые тексты упанишад постоянно сталкивались в памяти, перекрещивались, дробились на элементы, обрастали внетекстовыми ассоциациями и, в отдельных случаях складывались в новые комплексы - прозаические либо, гораздо чаще, стихотворные. Так возникали более поздние части канона упанишад (Катха, Шветашватара, Майтри), так могла формироваться и Гита: об этом говорит огромное число текстовых и содержательных параллелей, связывающих данные упанишады друг с другом и с Гитой в единое целое. Это означает, что историю (или, точнее, предысторию) нашего текста следует начинать на несколько столетий раньше III-II вв. до н. э. В следующем отрывке ЧхУп обращают на себя внимание не только явные содержательные параллели с Гитой, но и само имя "Кришны, сына Деваки" - правда, на сей раз в ипостаси ученика, а не учителя.
При всей его краткости это наставление имеет ряд замечательных аналогий в тексте Гиты:
Таким образом, наши попытки датировать Гиту привели к установлению теперь уже не двух, а трех периодов существования текста:
Таким образом, первоначальной "средой функционирования" нашей поэмы оказываются, как и следовало ожидать, упанишады, в том числе - если иметь в виду не столько сам текст, сколько некоторые аспекты его учения - ЧхУп, одна из древнейших и, подчеркнем, наиболее ритуализованных упанишад; этот факт, как мы увидим далее, наложил неизгладимый отпечаток на содержание Гиты. Затем, после многих столетий, о которых мы практически не имеем документальных свидетельств, она предстает перед нами в совершенно иной среде: в обществе высокообразованных философов, истолкователей и ценителей поэмы, которые не только стремились приблизить ее к пониманию своих современников, но даже составляли ей дифирамбы в прекрасной ритмической прозе, а иногда и в стихах (я имею в виду Рамануджу и Садананду). Будем надеяться, что пересечение обоих этих ракурсов, исторического (определяемого генетическими связями текста) и синхронного (представленного деятельностью комментаторов), даст ту стереоскопическую фотографию поэмы, по которой мы сможем прочитать ее смысл.
© В.С.Семенцов. 1999. |
||||||||
|
|
|||
