Российский Фонд Трансперсональной Психологии |
Международный Институт Ноосферы |
|||
|
г. Москва |
|
|
Глава 4 О БХАГАВАДГИТЕ В СОВРЕМЕННОЙ ИНДИИ
Здесь можно лишь кратко коснуться этой необъятной темы. Нет ни малейшей возможности хоть сколько-нибудь полно перечислить все те направления, по которым развивается жизнь нашего текста в сегодняшней Индии: для этого потребовались бы обширные монографии, многие годы специальных исследований. Уже в 1928 г. У. Хилл говорил о "сотнях туземных переводов Гиты" (загромождающих полки "Индиа Офис Лайбрери"); с тех пор, надо думать, к ним добавились сотни других. Кроме этих бесчисленных переводов постоянно появляются популярные изложения Гиты, книги о ней, публикации в научной и массовой периодике, передачи по радио и многое другое. Индийцы называют Гиту "матушка" - Гита-мата, и, надо сказать, это слово неплохо выражает идею порождения культуры авторитетным текстом. Чтобы дать русскому читателю некоторое представление о том, как понимает Гиту Индия нового времени, скажем несколько слов о четырех великих индийцах, выразивших в виде разного рода "комментариев" свое отношение к поэме. 1. Бал Гангадхар Тилак (1856-1920), один из самых видных деятелей национально-освободительного движения, человек львиной натуры, с неукротимой энергией - настоящий "бык среди Бхаратов", как сказала бы Гита, был прежде всего человеком действия, и поэтому он понимал Гиту главным образом как учение о бескорыстном действии, направленном на благо Индии и в конечном счете всего человечества. Свой огромный (почти в 1000 страниц) труд о Гите, написанный в тюрьме в 1910-1911 гг., он озаглавил Тайна Бхагавадгиты, или Учение о йоге действия. Книга Тилака, написанная на маратхи, была вскоре переведена на хинди, английский и большинство современных индийских языков; она и до сих пор пользуется в Индии популярностью и регулярно переиздается. Стремясь своей книгой вдохновить соотечественников на активное действие, Тилак постоянно подчеркивает именно этот аспект учения Гиты (а он в ней, безусловно, присутствует), тогда как все остальное отходит у него на второй план. Так, например, объясняя слово йога в Гите, он опирается на шлоку 2.50, где говорится, что "Йога - искусность в действии". Ясное дело, все оттенки значения этого необычайно многозначного термина таким определением не покрываются, однако Тилаку это было и не нужно: он просто-напросто поступал, как воин, который обламывает ветки (вместе с листьями и цветами) подходящего деревца, чтобы сделать из него палицу. Такой подход к тексту нельзя называть ни объективным, ни научным - что, в частности, раздражало У. Хилла (1928, с. 278). Однако у Тилака, повторяю, были свои цели, и, исходя из них, он был, несомненно, прав. Кроме того, не следует представлять его себе этаким простодушным кшатрием, взявшимся за неподобающее ему дело ученых штудий: в отличие от очень многих политиков, писавших об индийской культуре как до, так и после него, Тилак обладал широчайшим, привитым с детства от учителя знанием не только Гиты, но и обоих эпических сводов, многих пуран, дхармашастр и еще массы иных текстов. Он, например, одним из первых поднял вопрос о литературе пуранических подражаний Гите и дал практически полный список многочисленных "гит", разбросанных по эпосу и пуранам; все еще с интересом читаются его заметки о таких важнейших (для индийского сознания всех времен) терминах, как дхарма, карма, мокша, развернутые на громадном фактическом материале. Весьма удачны наблюдения Тилака над целым рядом стихов Гиты. 2. Ауробиндо Гхош (1872-1950), знаменитый бенгальский мыслитель, в молодые годы активный борец за свободу Индии, затем безраздельно погрузившийся к мистику и богословие, обращался к идеям и образам Гиты на протяжении всей жизни. И в своих монументальных философских синтезах - Жизнь божественная (1935), О йоге (1921), и в специально посвященных поэме Очерках о Гите (1922) он стремится найти в наставлениях Кришны некий идеал чистой духовности, инвариант религии, как таковой, свободный от всякой сектантской, равно как и национальной, исключительности. К сожалению, в этих поисках немало абстрактного, рассудочного резонерства, столь свойственного всем синкретическим пророкам (слово "синтез", кстати, одно из излюбленных в словаре Ауробиндо) и столь далекого от духа Гиты с ее неизменной обращенностью к конкретному, определенному действию (тела, мысли, любви, веры); однако напрасно было бы искать чего-либо подобного в тяжеловесной риторике бенгальского мистика. Вместе с тем ему нельзя отказать в поразительной глубине проникновения в текст. Продираясь сквозь чашу "многоветвистых" (пользуясь образом самой Гиты) периодов, наталкиваешься на замечательные интуиции то о жертве как космическом принципе обмена энергиями, то о йоге как универсальной форме существования всего живого, то о непрерывности знания, то о тантристских тенденциях в Гите... Универсальность была, конечно, присуща учению Гиты (правда, она в ней иначе артикулирована), и это делает в конце концов релевантными некоторые из обобщений Ауробиндо. В целом его книгу о поэме нельзя не признать выдающимся явлением в истории ее истолкования. 3. Мохандас Карамчанд Ганди (1869-1948) впервые обратился к изучению Гиты в студенческие годы, в возрасте около 20 лет. Впоследствии он вспоминал, как двое английских друзей попросили его почитать с ними Гиту, как ему было неудобно им отказывать и как это привело его в конце концов к чтению поэмы в английском переводе Э. Арнольда. Гита произвела на него неизгладимое впечатление, и с этого времени Ганди уже не расставался с ней никогда. Он говорил: "Всякий раз, когда я нахожусь в затруднительном положении, я обращаюсь к моей Матери Гите, и не было случая, чтобы она оставила меня без утешения" (1959, с. 26), или: "Моя жизнь была полна внешних трагедий, и если они не оставили на мне видимого следа, то это благодаря учению Бхагавадгиты" (там же, с. 40). Иногда, как он сам рассказывает, Ганди искал у Гиты совета с помощью загадывания: закрыв глаза, наугад раскрывал книгу и прочитывал тот стих, на котором останавливался палец. Такой прием может показаться наивным, однако не будем забывать, что Ганди был человек религиозный и потому не стеснялся наивности в общении с богом; кроме того, такое употребление текста, как мы впоследствии увидим, опирается на достаточно древние представления. В 20-е годы Ганди собрал свои размышления о Гите в небольшую книжку под названием Анасакти-йога (Йога непривязанности), которая впоследствии, дополненная статьями, очерками и т. д., составила сборник Гита-мата (Мать Гита), неоднократно - вплоть до настоящего времени - переиздававшийся. Центральным учением поэмы Ганди считал анасакти - бескорыстное действие, подчиняя идеалу такого действия даже столь важный для него идеал "невреждения" (ахимсы) и считая второе необходимым средством для достижения первого. Проповедуя свою религию "невреждения ничему живому", Ганди, конечно, повсюду встречал людей, которые ему говорили, что, дескать, Гита утверждает нечто совершенно противоположное: призывает участвовать в войне, убивать врагов и т. п. В ответ на это Ганди с редкой проницательностью говорил, что изображение войны в МБх (и, в частности, в Гите) есть не история, но символ: война Пандавов с Кауравами - это драматизированное изображение борьбы добра со злом, и все призывы вроде "Вставай на битву!" и пр. следует понимать в духовном смысле, как призывы победить зло в самом себе. Такое понимание событий эпоса есть, на мой взгляд, не только чрезвычайно глубокое, но и наиболее правильное. Не говоря даже о доводах ученых (Саркар и др.), которые показывают, что в исторический период, примерно соответствующий событиям МБх, битва описываемых размеров заведомо не могла иметь места, можно показать, исходя из совершенно иных соображений (и, разумеется, вне всякой зависимости от принципа ахимсы), что изображенные в МБх события обретают смысл, лишь будучи истолкованы в символическом, ритуальном плане. Весьма интересны и поучительны (в том числе и для историка культуры) также рассуждения Ганди о "жертве" (яджня) в Гите, понимаемой им как "действие, направленное на благо других и совершаемое без стремления к воздаянию" (1959, с. 18). Несмотря на то что столь широкая символизация жертвы скорее всего еще не имеет места в Гите, все же развитие этого понятия (от ведийских ритуальных текстов через упанишады и Гиту и далее) приводит именно к тому смыслу, который указан Ганди; я буду иметь возможность говорить об этом гораздо детальнее, обсуждая явление так называемой "сакрализации существования" (см. также: Семенцов, 1981, с. 65-70). Эти два-три примера гандистской экзегезы - число которых, конечно, можно было бы легко умножить - показывают, насколько плодотворен и глубок был этот удивительный человек, всегда твердивший о своих недостатках и говоривший даже о самых высоких вещах простым газетным языком. 4. Джавахарлал Неру (1889-1964), судя по его собственным свидетельствам, познакомился с Гитой довольно поздно. В своей книге Открытие Индии, имеющей во многом автобиографический характер, он пишет: "Я всегда с неохотой брался за чтение религиозных книг. Мне были не по душе их абсолютистские притязания... И все же я вынужден был взяться за эти книги, ибо незнание их не было достоинством, а зачастую являлось серьезной помехой... Мне было очень трудно заставить себя прочитать целиком многие их разделы, ибо, как я ни старался, я не мог вызвать в себе достаточный интерес к ним" (1955, с. 78). Свидетельство такого человека о Гите особенно ценно, ибо оно покажет в известном смысле границу плодотворности текста, работающего в условиях экстравертного сознания. Неру прежде всего выделяет в поэме ситуацию личности в состоянии безысходности: "В период кризиса, когда разум человека мучают сомнения и терзают противоречивые обязанности, он все более обращается к "Гите" в поисках света и руководства, ибо это - поэма, созданная в эпоху политического и социального кризиса и, более того, кризиса человеческого духа" (там же, с. 111). Поэтому автор ищет в Гите (и, разумеется, находит) прежде всего учение о действии: "Поскольку для современной Индии весьма характерно чувство глубокого разочарования... этот призыв к действию обладает особой притягательной силой. Это действие можно также истолковать с современных позиций как действие в интересах улучшения социальных условий и ...патриотического и благородного служения обществу" (там же, с. 111 - 112). В заключение своих размышлений о Гите Неру пишет: "В ней есть нечто нестареющее и способное постоянно обновляться - некое внутреннее качество, состоящее в способности к ...устойчивости и равновесию, несмотря на конфликты и противоречия. Во всем этом имеется какая-то уравновешенность и единство" (там же).
© В.С.Семенцов. 1999. |
||||||||
|